«Пиши мне ради Бога…». К 100-летию первой мировой войны

 В Историко-техническом музейном комплексе «Музее обороны и тыла» хранятся письма Сергея Ивановича Юркевича с фронта Первой мировой войны (1914–1918 гг.) его жене Татьяне Григорьевне Мачтет. Они были переданы в дар их внучкой Татьяной Владимировной Выгодиной.
 Эти письма могут стать интересным источником в изучении одного из переломных периодов в истории нашей страны: от Первой мировой войны к революции и Гражданской войне, события, которые привели к трагическому распаду родовых, семейных уз.
 Читая письма С.И. Юркевича, нельзя оставаться равнодушным. Глубоко трогает судьба этих людей: мужественных, деятельных, умеющих преодолевать трудности. Восхищает благородство их характеров, одержимость высокой целью.
 Такие ценности, как справедливость, свобода, жизнь человека, семейные традиции, любовь и верность, патриотизм, вера в Россию, носителями которых была семья Юркевичей – Мачтетов, и сегодня могут стать нравственными ориентирами для всех нас.
 Встреча Сергея Юркевича и Татьяны Мачтет в 1912 году была предопределена всей предшествующей жизнью, решена где-то свыше. И, прежде чем приступить к анализу писем, необходимо рассказать о том, в какой атмосфере, окружении каких людей они росли, что повлияло на формирование характеров, становление личности.

 Сергей был средним сыном в семье Ивана Викентьевича Юркевича, московского педагога и географа. Продолжительный период времени Иван Викентьевич был домашним учителем в семье известного мецената Саввы Ивановича Мамонтова в его имении Абрамцево, где собирались многие известные русские художники. Сохранились два портрета Ивана Викентьевича, написанные в то время: один портрет маслом кисти И.Е. Репина, а другой, карандашный, – В.А. Серова. Серов был в то время учеником Репина и часто выбирал те же модели, что и учитель.
 Жизнь в артистической среде определяла свободную, благожелательную и творческую атмосферу, которая царила в большой семье Ивана Викентьевича. Детей было четверо: трое сыновей (Петр, Сергей и Владимир) и дочь Соня.
 Сергей родился 7 февраля 1888 года в Москве. Закончил с золотой медалью 4-ю московскую гимназию, расположенную на Покровке. В 1906–1912 годах он – студент медицинского факультета Московского университета, затем земский врач.
 В доме Юркевичей царила необыкновенная дружелюбность и творческая атмосфера. Это привлекало в их дом массу молодежи. В результате сложился кружок молодых людей, преимущественно студентов медицинского факультета и гимназисток. Этот кружок охотно посещали сестры Цветаевы – Марина и Анастасия. Знакомство братьев Юркевичей с Цветаевыми произошло по инициативе их сестры, Софьи Ивановны Юркевич, которая была гимназической подругой Марины Цветаевой.
 Сохранилась переписка Петра и Сергея Юркевичей с Мариной Цветаевой. Она послужила материалом для целого ряда публикаций. Наиболее полно переписка представлена в публикации журнала «Новый мир». Большая часть писем относится к 1908 году. Уже в этих письмах ощущается многое из того, что потом станет основой поэтического творчества Цветаевой. Например: «Красота, свобода – это мраморная женщина, у ног которой погибают ее избранники. Свобода – это золотое облачко, которому нет иного пути, кроме мечты, сжигающей всю душу, губящей всю жизнь». Может быть, под впечатлением этой дружбы Сергей Иванович сам стал писать стихи:
Свеча горит и меркнет, и вновь горит сильней.
Но меркнет безвозвратно сиянье юных дней.
Гори же, разгорайся, пока еще ты юн.
Сильней, полней касайся сердечных звонких струн.
Чтоб было, что припомнить на склоне юных лет,
Чтоб старости холодной сиял нетленный свет.
 По призыву Льва Толстого Сергей Иванович стал участником гуманитарной миссии по оказанию помощи голодающему населению северного Казахстана. В этой поездке Сергей и познакомился со своей будущей женой Татьяной Григорьевной Мачтет, дочерью писателя-народника Григория Александровича Мачтета.

 Татьяна Григорьевна родилась в 1892 году в Рязани, в семье Ольги Николаевны, старшей дочери рязанского головы (мэра города) Николая Игнатьевича Родзевича. Воспитанием дочери, однако, Ольга Николаевна заниматься не хотела. Фактически Таня воспитывалась в семье своей тётушки Антонины Николаевны Штейерт (Родзевич). В рукописи – дневнике «Сага о Родзевичах», представляющем наиболее полное на сегодняшний день описание истории и родословной семьи Родзевичей, Наталья Львовна, внучка Николая Игнатьевича, сама являвшаяся очевидцем и участником многих событий, отмечает: «Оставшись вдовой после неожиданной смерти мужа, Григория Александровича Мачтета, в 1901 году с двумя детьми, Тарасом и Таней, Ольга Николаевна Мачтет (Родзевич) поселилась в Москве на Арбате. В большом доме рядом с театром Вахтангова она сняла квартиру из семи комнат, меблировала её и стала сдавать отдельные комнаты. Из двоих детей (Тараса и Татьяны) она любила, просто обожала одного Тараса. К Тане же она была более равнодушна и сейчас же сплавила её к сестре своей Антонине Николаевне в Рязань».
 Как и в доме Юркевичей, в семье Штейертов атмосфера была дружелюбной и творческой. Антонина Николаевна слыла выдумщицей необыкновенной, особенно по организации различных праздников: будь то рождественская ёлка для крестьянских детей в селе Баграмово или вечера и спектакли в Баграмовской начальной школе. Во всем этом активно будет участвовать и Татьяна Мачтет. Позже Татьяна Григорьевна отметит: «В Баграмове выросли мы все – наше младшее поколение. Юность мамы моей, её сестер и братьев связаны с Рыбным».
 Большую роль в становлении личности, формировании характера Татьяны сыграла её учительница, Вера Павловна Екимецкая, школу которой Татьяна окончила в 1911 году. С огромной теплотой, спустя многие годы, будет вспоминать о ней Татьяна Григорьевна Мачтет: «Вера Павловна в свое время сумела создать такую школу, о которой сейчас мы только можем мечтать. Исключительно было влияние школы на весь наш последующий жизненный путь, на выработку нашего мировоззрения. Мне лично особенно часто приходилось испытывать на себе силу умного, твердого и вместе глубоко гуманного воздействия на формирование характера буйного подростка; из всякой другой школы меня бы просто исключили». Действительно, Татьяна в детстве была озорницей изрядной. Из воспоминаний ее внучки, Татьяны Выгодиной, можно узнать, что Татьяна Мачтет и по крышам в школу бегала, и линейками на «дуэли» дралась, а однажды на спор сорвала первый урок, выбросив в Трубеж ключи от входной двери в гимназию.
В юности Татьяна много читала, увлеклась философией. Как и Сергею, ей импонировало «толстовство» с его ярко выраженной гуманистической по отношению к простым людям направленностью. Без колебаний приняла она решение ехать в Тургайские степи, чтобы помочь голодающему населению северного Казахстана.
 Так судьба соединила эти две яркие личности, гармонично дополнявшие друг друга. 12 июня 1913 года в Введенской церкви села Горяйново, что находится в 3 км от с. Баграмово, состоялось бракосочетание Сергея Ивановича и Татьяны Григорьевны. Ему было 25, а Татьяне – 20. Со стороны невесты свидетелем был Николай Игнатьевич Родзевич, дедушка Татьяны, о чем свидетельствует запись в метрической книге о бракосочетаниях за 1913 год.
 2 мая 1914 года у них родилась дочь Марианна. Казалось, что вся жизнь впереди. Но в 1914 году началась война, и Сергей Иванович уходит на фронт. Он будет работать хирургом в военно-полевых госпиталях. Все годы войны они будут писать письма друг другу с надеждой на то, что эта война когда-нибудь закончится.

 Письма Сергея Ивановича сохранились хорошо, немного только пожелтели, ведь им уже почти 100 лет. Читая их, можно увидеть, что одни из них носят очень личный характер, а другие отражают гражданскую позицию Сергея Ивановича, человека глубоко переживающего за судьбы своей страны, народа. Я выделяю эти две линии.
 Письма Сергея пронизаны огромной любовью к Татьяне. К ней чаще всего он обращается – «Танек, родной мой», «Милый мой» и почти в каждом письме  его будет звучать как заклинание: «Пиши мне ради Бога».
 В письмах Сергей Иванович предстает перед нами заботливым мужем и отцом, сыном и братом. А ведь ему приходилось изо дня в день видеть смерть, делать сложнейшие операции, выхаживать больных, но при этом он смог сохранить в себе человечность, мягкость и доброту. И сегодня ощущается в этих письмах теплота его души. Он переживает и заботится обо всех своих родных и близких, не забывая  никого. «Напиши мне про Николая Игнатьевича, мне интересно узнать про него». «Передай мой лучший привет Ольге Николаевне, Тарасу Григорьевичу. Всех целую». «Танек, милый мой, пиши мне ради Бога о родных». И в каждом письме, конечно же, вопрос о дочке Марианночке: «Как отпраздновали вы Марианнины именины?», «За Марианночку беспокоюсь очень, здорова ли она?».

 Танёк, милый, получил я твое письмо. Ну, уж придумываешь ты адреса, письмо, правда, скоро дошло, но попало на 8-й головной пункт, хорошо, что оттуда сейчас же передали нам, пиши уж лучше по простому адресу: действующая армия, Западный фронт, 317 полевой подвижной госпиталь, можешь добавить – г. Минск.
 Посылаю тебе фотографию, мне эти снимки доставили много удовольствия. Интересно проявить катушку, оставшуюся у тебя (она в Тургайской папке), ты мне ее пришли.
 Знаешь, Таня, я уже начинаю поджидать тебя на Масленицу. Радость думать, что ты можешь скоро приехать.
 Крепко целую тебя, Танёк, родной, милый.
 Сережа.
 Марианночку крепко целую.
 Огромной радостью для него становится любая весточка из дома.

 Танек, милый, родной, что же не напишешь ты ничего? Скучать я стал чтото без писем. Ждешь изо дня в день письма, а писем нет.
 Ведь для меня всегда радость большая, когда я получаю твоё письмо.
 Ласково и крепко целую тебя, родную.
 Нежно целую Марианночку.
 Сережа.
 А знаешь, дивизию Петра Ивановича (Пётр Юркевич – ред.) перевели от нас. Петя заезжал без меня, хотел повидаться перед уходом, да так и не пришлось с ним больше побыть.
 Война стала не просто тяжелым испытанием, а трагедией для Сергея. Он не может принять все это, считая войну противоестественным человеку состоянием. Человек создан для другого: созидания и любви.

 Таня, милая, родная, крепко люблю тебя!
 Дождался я письма от тебя, не было писем так долго, что я хотел уже слать телеграмму. Пиши мне, Танек, милый, уж очень скучать и тосковать начинаешь без писем.
 У нас тут полное затмение и скука смертная. Работа совершенно неинтересная, а отдохнуть не на чем.
 Уходят дни, месяцы, становится нестерпимо жаль этих дней, недель, месяцев. Ведь их не вернуть.
 Крепко и ласково целую тебя.
 Напиши мне про Николая Игнатьевича, мне интересно узнать про него.

 Танёк мой милый, родной, ласково и крепко целую тебя. Не писал тебе долго – почта у нас это время очень плохо ходила, дорога была загромождена эшелонами, теперь, верно, все установится. Я сегодня получил твое письмо. Самая большая для меня здесь радость – твои письма. Как получишь письмо, на несколько дней остается хорошее чувство. Танек, милый, люблю я тебя крепко.
 Марианночку крепко целую. Ей, верно, очень хорошо сейчас в Баграмове.
 Леночку* поцелуй от меня покрепче. Антонине Николаевне* передай мой лучший привет. Андрюшу и Колю целую. Приехал ли Тарас Григорьевич?
 (*Антонина Николаевна – дочь Николая Игнатьевича Родзевича; Леночка – Елена Павловна Штейерт, – ее дочь. Андрюша (Андрюшок, как называли его в семье) и Коля – внуки Н.И.Родзевича. Андрюша – брат Натальи Львовны, автора «Саги о Родзевичах».)
 Даже на войне он не потерял чувство прекрасного, его душа просила красоты. Как ему дорога пластинка с Неждановой!

 Танёк, милый,…адрес мой – на действующую армию. У нас запутались…с почтой, и еще до сих пор на новом месте ни одного письма. Попали мы в трущобу – живем в лесу, почту не получаем, газеты нам доставляют, посылают верст за 12. После поездки я себя чувствую хорошо…. и не чувствуешь и почти не замечаешь вовсе войны.
 Главного врача только беспокоит возможность ухода доктора Добрицкого.
 Крепко и ласково целую тебя, Танёк, милый.
 Сережа.
 А пластинку с Неждановой удалось склеить, хорошая очень пластинка. Передай мой лучший привет Ольге Николаевне, Тарасу Григорьевичу. Целую.

 Танёк, мой милый, спасибо за телеграмму. Я уж, было, начал скучать, давно не было писем. Таня, милая, крепко хочется мне, чтобы приехала ты ко мне в августе: побыть с тобой хочется, повидать тебя. Ты мне напиши, приедешь ли?
 Крепко и ласково целую тебя и люблю. Марианночку крепко целую.
 Сережа.

 Танёк, родной мой, ради Бога, пиши мне эти дни почаще, хоть самые коротенькие письма. Беспокоит меня больше всего здоровье Ольги Николаевны, она, верно, тяжело больна. Андрюшу жаль очень. Про Марианночку пиши мне. Буду теперь все время ждать твоих писем.
Получил на днях от отца Ивана Дмитриева письмо – он пишет, что Иван Дмитриевич переболел сыпным тифом тяжело, оправился и много работает, по-видимому, по уходу за своими ранеными и больными. Петр Иванович почти весь май в боях, их дивизию перевели на север, теперь бывали у них очень серьезные дни.
 Танёк, милый, совсем крепко-крепко тебя целую.
 Марианночку поцелуй за меня хорошенько. Ольге Николаевне, Антонине Николаевне передай мой самый хороший привет и поклон. Детей всех крепко целую.
 Сережа.
 Отказывая порой себе во всём, Сергей Иванович собирает посылку с фронта для своей маленькой дочери Марианны.

 Таня, милая, родная, крепко крепко целую тебя и чувствую тебя все время близкойблизкой и совсем не страшно, что долго еще придется, может, жить по-одному и живем мы далеко друг от друга, а никогда еще не любил я тебя так, как теперь, после Вышгорода, каждый день, каждый час чувствуешь себя вместе с тобой, и хочется про тебя рассказывать. Не утерпел я, и, когда были на днях на одной из батарей (там хороший командир батареи), я ему рассказал все впечатления отпуска, все, что слышал и видел. Особенно отрадное впечатление у меня осталось от твоей работы. Он меня встретил на другой день и говорит: «А вы меня очень заинтересовали своими рассказами, мне очень интересно было бы познакомиться с вашей женой». А сам он за все время войны ни разу в отпуск не ездил. Случится, что могу вам послать письма из рук в руки, скорее вы получите. Вспоминает ли Марианночка меня?
 Жду твоих писем, хочется про Марианну узнать, про Баграмово бесконечно.
 Тебе с Марианной письма посылаю, а для няни посылаю сахару, ….масла и мыла.
 Целую тебя крепко, Таня, милая. Хочется, чтобы приехала ты ко мне на Рождество.
 Сережа.
 Чтобы хоть как-то скрасить пребывание мужа на войне, Татьяна Мачтет в середине 1915 года отправила на фронт фотографию, на которой она была с маленькой Марианной на руках. Эта фотография имеет интересную судьбу. С.В. Козеренко, внук Т.Г. Мачтета, вспоминает: «Фотография моей бабушки (Т.Г. Мачтет–Юркевич) с дочкой Марианной (моей мамой) на руках была сделана по заказу бабушки в Москве или в Рязани в середине 1915 года для того, чтобы послать мужу, С.И.Юркевичу, в действующую армию. Была заказана обычная карточка, которая и была приобретена у фотографа. Позже кто-то из родственников обнаружил эту фотографию на одной из выставок в Москве и приобрел ее. На выставке фотография была увеличена, снабжена надписью «Рязанская мадонна» («Славянская мадонна») и получила приз выставки». Позже увеличенные копии этой фотографии оказались во многих домах членов семьи Родзевичей.
 …На многих письмах нет указания года, лишь только одно число, указывающее, когда они были написаны. И всё же можно восстановить хронологию событий, описываемых С.И. Юркевичем. Насколько он верно оценил эти события! Он предчувствовал, предвидел, какими трагическими последствиями они могут обернуться для России.
 Вот он пишет о выступлении генерала Корнилова в августе 1917 года.

 Таня, моя милая, моя дорогая, и хочется мне к тебе поехать совсем, я стал, было, собираться, да снова захлестнули тревожные дни, нужно оставаться на местах.
 Теперь яснее становится, а были дни смутные. Еще в нашей дивизии спокойно, и все были единодушны, но что должно твориться там, где оказались сторонники Корнилова, что там делается, – жутко подумать. Видно, еще не пережили мы самых страшных дней, а к этому, видимо, все неизбежно и неумолимо клонится.
 Единственным радостным известием было за это время письмо Пети, что у Варвары Владимировны* родился мальчик.
 Таня, милая, крепко тебя целую.
 Сережа.
 Пиши мне чаще, родная, ведь мне твои письма дороги.
 (Варвара Владимировна – первая жена Петра Ивановича. Как и он, она – врач по образованию. Погибла от тифа в Гражданскую войну. Речь идет об Александре Петровиче, Асике, как его все называли.)
 В письме от 5 сентября Сергей Иванович отмечает, как меняется отношение солдат к офицерам после корниловской истории, какая тяжёлая обстановка создаётся в армии и к чему это может привести.
 Таня, милая, грустно и тяжело на душе, стосковался без тебя и без Марианночки.
 А про отпуск – видно, еще нескоро будет. Младший врач уехал, остался в госпитале в Николаеве, возможно, что он и совсем не вернется в бригаду, врачей в дивизии очень мало осталось, трудно будет получить отпуск, да и время сейчас очень тревожное и тяжелое, нельзя бригаду оставлять. После корниловской истории* ухудшились отношения солдат к офицерам, создается тяжелая обстановка взаимного недоверия, враждебности. Тяжело! При таких условиях чем дальше, тем все хуже становится, разве только поймут все снова, что ...армия без офицеров, без внутренней спайки и сплоченности – не армия. Только когда поймут, и поймут ли, уроков ведь было больше чем достаточно.
 Крепко целую тебя, дорогая. Марианночку крепко целую.
 Сережа.
 Пиши мне. Все же в октябре, верно, приеду.
 (корниловская история – события августа 1917 года).
 Страна содрогается в предреволюционной агонии, и в письмах становится всё больше грустных ноток. Он даёт оценку событиям в столице.

 Танёк, мой милый. Третий день как я в бригаде. Трудно было доехать, в Москве потом в тяжелые дни выбрался лишь благодаря тому, что поехал с Курского вокзала по переданной ветке до Александровского вокзала. В Минске было тоже тревожно, как раз было получено известие, что готовится наступление на участке недалеко от нашей станции.
 Поезд наш долго стоял, пока не выяснилось, что немецкая атака успешно отбита. Добрался я до бригады. В самой бригаде настроение довольно устойчивое, т.к. большевиков здесь не так много, но …совсем в другом дело. Такая каша заварилась, трудно сказать, что еще будет дальше. В Петрограде… там сейчас центр и там разыгрываются решительные события. И в Москву, и сюда, на фронт, долетают лишь отголоски той борьбы.
 Не надеюсь, я, что письмо скоро дойдет, да еще дойдет ли, почта плохо работает. Крепкокрепко целую тебя, милая, родная.
 Сережа.
 Марианночку нежно целую.
 Затяжная война обостряет и конфликт в деревне. Начинаются массовые нападения на дворянские усадьбы. Не миновала эта судьба и небольшое имение Орловка в Тульской губернии, принадлежавшее семье Юркевичей.

 Таня, милая, получил одно за другим два письма от Сони, она пишет, что война погромов захватила и Орловку. Соня поехала к маме, когда стало особенно тревожно, а уезжали из Орловки они вместе с мамой, когда крестьяне пришли и стали жить там.
 По-видимому, на этот раз обошлось без погрома дома и всего имущества. Мама была несколько дней в Билеве. Теперь в Орловку послали 10 солдат, и мама решила вернуться, большая часть скота возвращена. Еще больше жутко и тревожно стало, когда прочел про солдат. Больно и грустно за все, что творится в Петрограде, и за Москву больно, видно, самая мутная и самая тяжелая волна поднялась. Мало в русской революции светлых и ярких моментов и как много … дикости, а теперь озлобления и жестокости.
 Сейчас такое время, что разгулялись, и никто справиться с ними не в силах, трудно …. почву под собой чувствовать, чтобы волна не сбила и не опрокинула.
 Пока меня не трогают… Всюду развал полнейший и чувствуется, что еле держится фронт.
 Крепко целую тебя.
 Сережа.
 Марианночку нежно целую.
 В письме от 9 февраля он рассказывает о разграблении крестьянами родового имения в Орловке Тульской губернии, говорит об этом с грустью и болью.

 Таня, милая, измучился я за эти дни. Сегодня ночью мы с мамой вернулись из поездки в Орловку. Тяжело было смотреть на разгромленные усадьбы, грустно было смотреть на маму. Собрали сход, говорили с крестьянами и, конечно, ничего от них не добились. Из усадьбы было развезено все – остались постройки, а мебель почемуто вернули в дом. На сходе крестьяне либо молчали, либо нерешительно говорили, …что барыня сама виновата, уехала, не захотела оставаться с ними … На сход приехали депутаты из волости, те сразу вычислили положение. Интеллигенция саботирует, ее нужно заставить работать единственным средством для этого – голодом, потому никаких продуктов, ни зерна…пусть приезжают и работают с нами, тогда дадим, можем дать средство на устройство в доме больницы. Маме не заплатили денег…. за реквизированную мебель…., долги за …проданное еще осенью для армии. Положение все же не такое отчаянное, т.к. в Билеве есть пудов 20 муки и пудов 100 картофеля. Придется продавать лошадей и кормить корову. Соня имеет уроков 37 в неделю, работает до изнеможения, в школе легко и хорошо, в реальном училище подвоз отвратителен. Соня довольна, что она не в Орловке. В Билеве у нее прекрасная квартира, много мебели Тургенева, только холодно и нет денег.
 По железной дороге ездить сейчас мука – от Рязани до Билева я ехал трое суток. Сегодня ночью я, вероятно, поеду на фронт. Из бригады я выйду, не могу там оставаться после сепаратного мира, отпустят ли меня, или придется еще привыкать к новому месту, – не знаю.
Именины Марианночки, вы, верно, уже без меня справите.
 Тебя, Танек мой милый, крепко целую.
 Сережа.

 Таня, милая, сил не хватает. Пока работа была постоянная, всё за делом и не видно было, как время проходило, а сейчас работы нет никакой нам. Я так ждал, что ты приедешь в конце августа. Я уже около 3 недель не получаю ни одного письма, послал два дня тому назад телеграмму и на нее до сих пор нет ответа. Говорят, и телеграф и почта завалены так, что не могут справиться с работой.
 Мы останемся пока на старом месте, пиши мне только лучше по адресу: действующая армия Северо-Западного фронта, 317 подвижной полевой фронт.
За Марианночку беспокоюсь очень, здорова ли она?
 Крепко-крепко и ласково целую тебя и люблю.
 Марианночку крепко целую.
 Сережа.

 Таня, милая, повидать тебя хочется. Верно, скоро кончится наша спокойная работа, мы получили определенные сведения, что нас скоро выдвинут вперед, только куда именно, еще неизвестно. Это не огорчает, в работу мы втянулись, грустно и тяжело то, что в госпитале много изменилось, какой-то дух появился напряженный, тревожный, неприятно быть с новым главным врачом, и еще хуже всего, что наш госпиталь могут послать в новый пункт, и мы лишимся многих знакомых и друзей, с которыми сдружились за два года работы.
 Скучаю очень без тебя и без Марианночки.
 Танек мой милый, любимый мой, целую тебя крепко.
 Сережа.
 Получила ли Марианночка мой подарок к именинам?
 Спасибо за телеграмму.

 Танёк, родной, милый, ласково и крепко целую тебя. До сих пор я радуюсь твоему приезду. Както доехала ты до Москвы? Люди Максимовки рассказывали, сколько мытарств пришлось перенести за дорогу. Как чувствует себя Марианночка, весела ли, здорова ли? Пиши мне ради Бога.
Мы стоим сейчас в Минске, здесь и развернулись в хорошем помещении в местном военном госпитале. У нас много раненых, больше 300, но ночи летят быстро с ними, как было всегда, все замучивались… и конца не видно было в работе.
Крепко целую тебя и Марианночку.
 Сережа.

 Таня, милая, опять нам здорово достанется, сейчас положение еще хуже апрельского, взяли из нашего госпиталя на время доктора Добрецкого, и теперь приходится чуть не одному отдуваться, а раненых и больных все время много. Добрецкий сейчас с поездом поедет к станциям и разъездам. Сестёр у нас теперь чересчур даже много – 7 человек, есть получше, а есть похуже.
Крепко-крепко тебя целую.
Марианночку нежно целую.
 Сережа.

Танёк, родной мой, милый, легко мне и весело стало, когда я получил твое письмо. Очень уж мучился я все эти дни, все думал, что ты заболеешь, и что трудно и тяжело тебе будет одной, и писем все не было, я уже решил подождать до сегодняшнего дня, и если ничего не получу, пошлю тебе телеграмму.
Знаешь, Таня, как лучше всего посылать посылку? Адрес нужно писать такой: Городской Почтовый Отдел Городня Минской губернии, Дом Волостного Правления, С.И.Ю. Я сегодня был на почте и там узнавал. Письма лучше все же посылать на действующую армию, приходят они на 5-й день.
 Наш госпиталь все еще в свернутом состоянии, хотя помещение приготовлено на много раненых. Много огорчений за это время было. Батюшка наш остался в Минске, и нам прислали другого, обещали на время, а теперь, по-видимому, там и останется. Главный врач почему-то против нашего батюшки о. Ивана. Д-ру Добрецкому не разрешили 3-недельный отпуск, по-видимому, время упущено, он обижен и огорчен  до последней степени.
 Вчера проводили сестру Стриянчеву, несколько дней провожали сестру Монафееву, весь госпиталь как-то расползается, у нашего главного врача тяжелая рука.
 Пиши мне ради Бога почаще. Скучно здесь очень и беспокоит меня, что ты такая грустная. Приехать хочется очень. Чтобы тебе приехать сюда, надо обязательно разрешение от губернатора. Контроль на станции в Минске. Там, говорят, сейчас очень строго контролируют. Грустная, верно, и эта Пасха будет.
 Крепко-крепко и ласково целую я тебя, милая.
 Нежно целую Марианночку.
 Сережа.
 Катушку с пленками, где я снимал Марианночку, по-видимому, потерял при переезде, никак я не могу найти, а хотелось мне очень ее проявить, посмотреть лишний раз на Марианну.

 Послевоенное их счастье было недолгим. Вернувшись с фронта домой, Сергей Иванович Юркевич работал в Богослове (Пощупове). Сохранилось его письмо. Опять он заботится обо всех, о том, чтобы всё было обустроено перед приездом к нему жены и дочери.

 Таня, милая, приехал в свою больницу, на первый взгляд – великолепное большое каменное здание, электрическое освещение, но тут же бросается в глаза, что в здании и квартире все как-то очень по-казенному.
 В квартире мало топлено и поэтому холодновато, я думаю, …подождать приезжать 2–3 дня, будем топить хорошенько, обогреем и обустроимся. Завтра с утра посылаем лошадей за вещами и за няней, а за тобой и Марианной пришлю лошадь в четверг, в ночь на пятницу. Буду ждать вас в пятницу к обеду. Электрическое освещение есть. Всюду лампочки и одна кабинетная.
 Кабинетная горит хорошо, но все же не мешает привезти хотя бы 2–3 керосиновые лампы, т.к. электричество здесь ненадежно.
В квартире 5–6 стульев, 2 небольших столика, есть кровать, есть даже посуда: тарелки, два стакана, графины. Жаль, что окнами квартира на север.
Крепко целую тебя и Марианночку.
 Шлю свой привет Антонине Николаевне.
 В Пощупове родилась младшая дочь Татьяны Григорьевны Мачтет – Наташа. А зимой 1919 года Сергей Юрьевич был направлен на борьбу с эпидемией сыпного тифа в составе группы врачей. Они успешно справились со своей задачей, и большая их часть вернулась в Рязань. Но Сергей Иванович задержался на месте на случай возникновения новых очагов заболевания. Вскоре в больницу, где он был единственным врачом, была доставлена группа больных сыпным тифом, прибывших из Средней Азии и какимто образом оказавшихся в сельской местности. Среди этой группы были больные в очень тяжелой форме. Сергей Иванович сутками не выходил из больницы. Он был чрезвычайно аккуратен и профессионален, но при таком потоке больных осторожностью не раз приходилось пренебрегать. Он не решался оставить больных. Вернувшись домой, когда ситуация немного стабилизировалась, он обнаружил укусы вшей. Татьяна Григорьевна говорила, что Сергей Иванович показал ей крошечные точки на своих руках и сказал: «Вот это – моя смерть». Он заболел сыпным тифом в чрезвычайно тяжелой форме и умер, когда ему еще не исполнилось тридцати лет.
 Татьяна Григорьевна осталась одна с двумя маленькими детьми: Марианне – 5 лет, Наташе – 5 месяцев. И всё же она нашла в себе силы жить, работать, воспитывать детей. Они вырастут достойными людьми.
 Татьяна Григорьевна пережила своего супруга Сергея Ивановича Юркевича на 52 года.

***

 Вслед за Сергеем Ивановичем повторяю его слова из письма к Татьяне (от 16 мая). «Уходят дни, месяцы, становится нестерпимо жаль этих дней, недель, месяцев. Ведь их не вернуть».
 Действительно, ничего нельзя вернуть, и очень жаль.
 В истории нет сослагательного наклонения: что было, то было. И все же: если бы не было Первой мировой войны, не было бы революции, Гражданской войны, то, наверное, как счастливо прожили бы вместе Татьяна и Сергей! Какой бы красивой парой они прошли по жизни! Но война отняла у них право на счастье…
 В декабре 2013 года в баграмовском музее состоялась очередная встреча. Человеком, объединяющим всех представителей большой семьи Родзевичей, является Татьяна Владимировна Выгодина, дочь Марианны Сергеевны Юркевич. Она – кандидат биологических наук, работает вместе с двоюродным братом А.А. Константиновым в Институте физикохимической биологии им. Белозерского Московского университета им. Ломоносова.
 …Горящей во тьме свечой любви остаются и сегодня для всех живущих потомков Родзевичей Сергей и Татьяна, никогда не терявшие способность верить, надеяться, мечтать.